♦ Я б рад работать и трудиться,
я чужд надменности пижонской,
но слишком портит наши лица
печать заезженности конской.
♦ Бывает – проснешься, как птица,
Крылатой пружиной на взводе,
И хочется жить и трудиться;
Но к завтраку это проходит.
♦ Всему ища вину во вне,
Я злился так, что лез из кожи,
А что вина всегда во мне,
Я догадался много позже.
♦ Хотя и сладостен азарт
по сразу двум идти дорогам,
нельзя одной колодой карт
играть и с Дьяволом и с Богом…
♦ Вчера я, вдруг, подумал на досуге —
Нечаянно, украдкой, воровато —
Что, если мы и вправду Божьи слуги,
То счастье — не подарок, а зарплата.
♦ Я чертей из тихого омута
знаю лично — страшны их лица;
в самой светлой душе есть комната,
где кромешная тьма клубится.
И Губерман о женщинах >>>
♦
С историей не близко, но знаком,
я славу нашу вижу очень ясно:
мы стали негасимым маяком,
сияющем по курсу, где опасно.
♦ Не в силах жить я коллективно:
по воле тягостного рока
мне с идиотами противно,
а среди умных — одиноко!
♦ Не стану врагу я желать по вражде
ночей под тюремным замком,
но пусть он походит по малой нужде
то уксусом, то кипятком.
♦ Люблю отчизну я. А кто теперь не знает,
Что истая любовь чревата муками?
И родина мне щедро изменяет
С подонками, прохвостами и суками.
♦ Среди других есть бог упрямства,
И кто служил ему серьезно,
Тому и время, и пространство
Сдаются рано или поздно.
♦ Застольные люблю я разговоры,
Которыми от рабства мы богаты:
О веке нашем — все мы прокуроры,
О бл...ве нашем — все мы адвокаты.
♦ Остыв от жара собственных страстей,
Ослепнув от загара жирной копоти,
Преступно мы стремимся влить в детей
Наш холод, настоявшийся на опыте.
♦ Повсюду, где забава и забота,
На свете нет страшнее ничего,
Чем цепкая серьезность идиота
И хмурая старательность его.
♦ Мы варимся в странном компоте,
Где лгут за глаза и в глаза,
Где каждый в отдельности – против,
А вместе – решительно за.
♦ Жаждущих уверовать так много,
что во храмах тесно стало вновь,
там через обряды ищут Бога,
как через соитие — любовь.
♦ Добро уныло и занудливо,
И постный вид, и ходит боком,
А зло обильно и причудливо,
Со вкусом, запахом и соком.
♦ Напрасны страх, тоска и ропот,
Когда судьба влечет во тьму;
В беде всегда есть новый опыт,
Полезный духу и уму.
♦ В неволе я от сытости лечился,
Учился полу взгляды понимать,
С достоинством проигрывать учился
И выигрыши спокойно принимать.
♦ Во мне смеркаться стал огонь;
сорвав постылую узду,
теперь я просто старый конь,
пославший на хер борозду.
♦ Из лет, надеждами богатых,
на встречу ветру и волне
мы выплываем на фрегатах,
а доплываем на бревне.
♦ Безоблачная старость – это миф,
Поскольку наша память – ширь морская,
И к ночи начинается прилив,
Со дна обломки прошлого таская.
♦ Я охладел к научным книжкам
Не потому, что стал ленив;
Ученья корень горек слишком,
А плод, как правило, червив.
♦ Огромен долг наш разным людям,
а близким — более других:
должны мы тем, кого мы любим —
уже за то, что любим их.
♦ Россия – странный садовод
И всю планету поражает,
Верша свой цикл наоборот:
Сперва растит, потом сажает.
♦ О том, что подлость заразительна
И через воздух размножается,
Известно всем, но утешительно,
Что ей не каждый заражается.
♦ В любом и всяческом творце
Заметно с первого же взгляда,
Что в каждом творческом лице
Есть доля творческого зада.
♦ Чем пошлей, глупей и примитивней
Фильмы о красивости страданий,
Тем я плачу гуще и активней,
И безмерно счастлив от рыданий.
+
Учился, путешествовал, писал,
бывал и рыбаком, и карасем;
теперь я дилетант-универсал
и знаю ничего, но обо всем.
+
Я много прочитал глубоких книг
и многое могу теперь понять,
мне кажется, я многого достиг,
но именно чего, хотел бы знать.
+
В кровати, хате и халате
покой находит обыватель.
А кто романтик, тот снует
и в шестеренки хер сует.
+
Мне забавна картина итога
на исходе пути моего:
и вполне я могу ещё много,
и уже не хочу ничего.
+
До пословицы смысла скрытого
только с опытом доживаешь:
двух небитых дают за битого,
ибо битого — хер поймаешь.
+
К бумаге страстью занедужив,
писатель был мужик ледащий;
стонала тема: глубже, глубже,
а он был в силах только чаще.